Анализируя работы авторов, рассматривающих паранойю в качестве патологического развития личности, следует отметить, что большинство представителей этого направления склонны связывать генез паранойи с проблемой взаимоотношений особого конституционального склада личности, психогенных влияний и некоторых других факторов, т.е., иными словами, с проблемой психопатии и динамики психопатических состояний. В такой постановке вопроса есть доля истины, так как, судя по опубликованным данным, известная часть наблюдений, включавшихся Е- Kraepelin в рамки паранойи, в настоящее время действительно может быть отнесена к группе паранойяльных психопатий. Об этом свидетельствуют прежде всего, как уже говорилось выше, наблюдения ряда отечественных психиатров (С. А. Суханов, П. Б. Ганнушкин, А. Н. Молохов и др.). К категории паранойяльных психопатов могут быть отнесены некоторые представители описанных К. Schneider (1923, 1962) психопатов-фанатиков, фанатических и параноидных личностей (Е. Kahn, 1928; N. Petrilowitsch, 1960). Для упомянутых личностей характерна аномальная готовность «сгущать» доминирующие переживания до сверхценного бреда.

Однако для R. Gaupp, E. Kretschmer и ряда других представителей этого направления психопатия — лишь отправной пункт патогенетических построений. Как справедливо указывает» Е. Kehrer (1951), эта группа авторов, говоря о паранойе, имеет в виду психологически понятное дальнейшее развитие дегенеративной личности, которое не означает деструктивного мозгового процесса, разрушающего ее: в таком развитии выдвигаются и усиливаются лишь некоторые способности личности, неотделимые как составные части характера от личности в целом. Такой подход к проблеме паранойи не случаен, он представляет собой проявление антинозологических течений (психогенетических, сомато-биологических и др.) в современной психиатрии, берущих начало, в частности, и в конституционализме Е. Kretschmer. По мнению О. В. Кербикова (1956), основной чертой этих направлений «является нозологический нигилизм и аутогенизм, рассматривающие организм заболевшего как причину болезни». К таким течениям, несмотря на подчас значительные расхождения во взглядах, и примыкает большинство последователей учения Гауппа и Кречмера о паранойе.

Отрицая связь между возникновением психопатологических явлений и эндогенным процессом, эти авторы рассматривают причину паранойи и особенности ее клинической картины в плане структурного анализа как результат взаимодействия комплекса «детерминирующих» факторов (конституциональных, психогенных, соматогенных и др.). В результате такого подхода паранойя для этой группы авторов перестает быть болезнью в клинико-нозологическом смысле слова, а становится проблемой личности в патопсихологическом ее аспекте. Эта проблема раскрывается в соотношении внутренних структурных смещений и внешних психологически понятных реакций на переживание. Отсюда закономерно вытекает и принадлежащее Е. Kretschmer утверждение: «Нет никакой паранойи — есть лишь параноики». Указанной позиции соответствовал психологический подход в методах исследования и диагностики. В качестве проявлений такого подхода могут быть рассмотрены приводящиеся выше «объяснения» причин возникновения бредового психоза как результата воздействия на конституционально стигматизированную личность ряда психогенных, ситуационных влияний, эндокринных кризов, соматических заболеваний, травм и т. п. Патогенез паранойи в этих работах рассматривается, таким образом, в плане психологически объяснимой связи между воздействием внутренних и внешних вредностей и реакций на них конституционально предрасположенной личности, т. е. с позиций «объясняющей психологии».

Напомним, однако, что и к решению кардинального вопроса паранойи — механизму бредообразования — R. Gaupp и его последователи подходили также с психологических позиций, позиций «понимающей психологии», считая основным признаком паранойи «понятность» бреда, возможность «вчувствоваться в его содержание». Теоретическим обоснованием такой трактовки паранойи и таких методов ее исследования послужило учение К. Jaspers (1910) о развитии личности. Изложенные взгляды на генез и клинические границы паранойи были подвергнуты серьезной критике со стороны ряда психиатров.

Наибольшие возражения вызвал один из основных признаков, используемых при диагностике паранойи,— критерий «понятности». Против такого подхода к рассмотрению проблемы бредообразования выступил ряд как отечественных, так и зарубежных авторов.

П. Б. Ганнушкин (1933) подчеркивал всю относительность определения «понятный». Эта «понятность» не может быть принята в качестве прямой логической связи. Явление, определяемое как «понятное», может быть понятно в смысле познания объективных причин его возникновения, как и всякое другое, поскольку оно существует в действительной жизни и чем-то обусловлено. С точки же зрения клинической квалификации, указывает автор, всякое психопатологическое явление непонятно уже потому, что выходит за рамки обычных средних типов реагирования.

Т. И. Юдин (1926), непосредственно касаясь параноидной симптоматики, подчеркивает, что психологически понятно только содержание (т. е. конкретная тематика) бреда, но не его возникновение.

М. И. Вайсфельд (1928), выступая с критикой учения о психологически понятных связях (которое автор называет психогенетическими), также подчеркивает, что все искания «понятности» представляют собой не что иное, как попытки установления логических связей. Последними и пытаются подменить изучение истинных причин явлений. Так, в качестве одной из основных причин возникновения бреда отношения старых дев (речь идет об одном из видов сензитивного бреда отношения Кречмера) называют переживания, связанные с отсутствием семьи. В действительности же, вопреки мнению Е. Kretschmer и его последователей, бред не обусловлен жизненной ситуацией, а вызывается неизвестными причинами соматического характера. Но, как указывает М. И. Вайсфельд, бред в процессе формирования содержания «нуждается» в известном объекте, которым и становится одиночество этих женщин. Как видно, сторонники психогенетического метода в данном случае видят причину там, где можно было бы говорить лишь об объекте бреда.

С критической оценкой попыток изучения с позиций «понятности» психопатологических проявлений, берущих свое начало в особенностях характера, конституции личности, выступил К- Schneider. С его точки зрения, характерогенная трактовка делает понятной тему, но не наличие бреда вообще. Генез бреда не следует искать ни в личности, ни в переживании: «где действительно бред, там кончается характерогенное понимание, а там, где можно понять, — это не бред».

R. Kraemer (1966) подчеркивает, что сходство бреда с нормальными переживаниями — это лишь внешняя сторона явления, ибо в тех случаях, где «бред берет на вооружение переживание», там кончается нормальная, психологическая переработка последнего, там временные факторы переработки переживания заменяются «фиксированностью». «Бред, — пишет R. Kraemer, — там, где кончается психология и начинается медицина».

W. Janzarik (1949, 1959) также выступает против психологических критериев при изучении бредообразования. Отмечая, что не следует «перенапрягать кривизну понятности», автор предлагает базироваться на психопатологических особенностях бреда. В качестве таковых при паранойе он указывает на ограниченность и замкнутость бредовой системы; характерны далее такие элементы бреда, как бредовые случайные мысли и бредоподобные реакции при отсутствии бредовых восприятий. Останавливаясь на взглядах R. Gaupp, W. Janzarik подчеркивает, что R. Gaupp излишне акцентирует психологическую мотивированность симптоматики и по сути дела объясняет не то, чем является бред, а лишь процесс становления бреда, происходящий на почве определенной структуры характера под влиянием определенной среды. При этом W. Janzarik вовсе не отрицает значения исследований R. Gaupp и Е. Kretschmer. Он указывает на то, что они вскрыли связь между характером, конституцией и особенностями дальнейшего течения заболевания.

Однако, возвращаясь к генезу бреда, W. Janzarik подчеркивает его первичность. Бред — не результат психологически понятного развития, он возникает как нечто новое, чуждое, во всяком случае «это карикатура на то, что когда-то наполняло здорового». При этом W. Janzarik ссылается на мнение Н. Gruhle (1951). Последний, характеризуя бред как несводимый, органически церебральный симптом, считает, что бред не поддается «вчувствованию», не связан с какими-либо подпороговыми желаниями и не имеет никакого отношения к конституции.

F. Kehrer (1951) указывает на то, что разделение бреда с позиций «понимающей психологии» на «понятный» и «непонятный» субъективно и не может способствовать нозологической, а тем самым и прогностической оценке случая. Таким разделением нельзя объяснить дальнейшее развитие клинической картины, так как «понятные» бредовые идеи иногда сохраняются всю жизнь, а «настоящий» бред может быть кратковременным. Следует подчеркнуть, что в литературе по психиатрии критической оценке подвергались не только взгляды R. Gaupp, Е. Kretschmer и др. на механизмы бредообразования при паранойе, но и тесно взаимосвязанная с этим вопросом общая оценка паранойи как результата патологического развития личности. Причем наибольшее внимание обращалось на несоответствие такого представления о паранойе с клинической практикой. Так, F. Kehrer подчеркивает, что термин «развитие личности» также построен на ненадежном критерии понятности, а разделение «развитие личности — процесс» весьма условно. Об этом, в частности, свидетельствует наличие случаев бредовых психозов у близких родственников, заболевания которых в одних случаях расцениваются как развитие личности, а в других — как процесс. Следовательно, заключает автор, различия между этими состояниями не принципиальны, а обусловлены лишь известными соматическими вариациями.

По мнению W. Janzarik, тезис R. Gaupp о паранойе как о понятном развитии обесценивает классическую картину и диагностическую многозначность этого заболевания. К такому выводу автор приходит на основании клинического анализа наблюдений, приводимых R. Gaupp в качестве иллюстрации «типичной паранойи» как патологического развития личности. По мнению W. Janzarik, наблюдения R. Gaupp клинически разнородны: в ряде случаев психопатологические особенности бредообразования действительно позволяют говорить о паранойе, в других — больше основания диагностировать заболевания иной нозологической природы.

Аналогичную позицию занимает G. Huber (1964) при анализе случаев сензитивного бреда отношения, рассматриваемого психиатрами тюбингенской школы в рамках паранойи. Не отрицая значения кречмеровской триады (личность, среда, переживание) для формирования структуры параноидных картин, G. Huber указывает на то, что следствием такой концепции явилась нозологическая неоднородность паранойи, так как в нее включаются самые разнообразные картины, начиная от психогенных реакций нормальных личностей и кончая процессуальными психозами из группы шизофрении.

Каковы же причины того, что концепция паранойи как результата развития личности вступила, как это вытекает из приведенных выше критических замечаний, в противоречие с клинической практикой? Ответ на этот вопрос следует искать в теоретических предпосылках, в основу которых была положена, как уже говорилось, концепция К. Jaspers о развитии и процессе. Философская непоследовательность взглядов К. Jaspers в этом вопросе нашла свое отражение в том, что он дуалистически противопоставляет развитие личности как проявление патологии в чисто психологической сфере психическим и психофизическим процессам, связанным с нарушением деятельности мозга.

Если для изучения первой группы явлений (т. е. развития) возможен и адекватен, по К- Jaspers, путь психологического понимания, вчувствования, то по отношению к другим (т. е. процессам) мы лишь наблюдаем отдельные элементы явлений в их связи и последовательности, но не «понимаем» этой связи, не находим путей для «вчувствования», для внутреннего проникновения в мир переживаний личности (иными словами, используем клинический метод исследования). Таким образом, как на это указывает Э. Я. Штернберг (1964), рассмотрение проблемы проводится на основе томистской системы «двойной истины». В соответствии с этим для каждого из двух искусственно созданных «видов» психических расстройств вводится и особый, адекватный только для этого вида метод исследования.

Основываясь на таких представлениях, R. Gaupp и его последователи при рассмотрении проблемы паранойи исходили из возможности развития бредового психоза как психологически понятной динамики конституционально предрасположенной личности. Но признав, что паранойя — это развитие личности, R. Gaupp и его последователи в соответствии со взглядами К. Jaspers в качестве основного пути изучения этого заболевания вынуждены были избрать не клиническое исследование, а метод психологической интроспекции, т. е. оценки психопатологических проявлений с точки зрения. их психологической понятности и возможности «вчувствоваться» в их содержание. В связи с этим, рассматривая состояния, клиническая картина которых определялась бредом обыденного содержания, представители этого направления подчеркивают одну из психопатологических особенностей клинической картины. Речь идет о логической связности, внешней правдоподобности и последовательности построения психопатологических образований.

Приведенная в исследованиях К. Schneider (1962), А. Я. Левинсон и В. М. Морозова (1936), Е. Н. Каменевой (1938), А. В. Снежневского (1960) оценка указанных особенностей психопатологической картины показала, что они могут свидетельствовать лишь о неглубоком нарушении психической деятельности и тем самым о благоприятном характере процесса вообще, но не имеют непосредственного отношения к нозологической диагностике.

Однако для R. Gaupp, E. Kretschmer и других представителей этого направления такие особенности психопатологических проявлений в связи с возможностью «вчувствоваться» и «понять» их содержание приобретают совсем иное значение, являясь достаточным основанием для диагностики паранойи как патологического развития личности. Таким образом, мы приблизились к ответу на вопрос о причинах несоответствия концепций паранойи как патологического развития личности клинической практике. Причины такого несоответствия следует, очевидно, искать в ошибочности исходных позиций и вытекающем отсюда подходе к изучению психопатологических нарушений. Исследование таковых велось не естественнонаучным (клиническим) путем, а методом психологической интроспекции, с помощью которой и пытаются объяснить генез сложных психических нарушений в отрыве от их сущности, от нарушении в течении основных нервных процессов головного мозга.

Использование критерия понятности и привело к превращению паранойи, с точки зрения нозологии, в сборную группу, далеко выходящую за границы паранойи Крепелина и включающую не только психогенно обусловленное бредообразование, наблюдающееся в рамках пограничных состояний, но и бредовые психозы с прогредиентным течением, в процессе развития которых в клинической картине отмечалось расширение бредовой симптоматики вплоть до возникновения синдрома психического автоматизма.

В связи с приведенными выше критическими материалами естественно возникает еще один вопрос — о правомерности определения паранойи как патологического развития личности. Для этого рассмотрим вначале понятие «развитие личности». Обращает на себя внимание то обстоятельство, что термин этот по природе своей не клинический и заимствован из области психологии (на это указывал еще К. Jaspers). Термином «развитие личности» в психологии обозначают закономерную эволюцию, свойственную каждому человеку (как здоровому, так и больному), которая не прекращается на протяжении всей жизни, заключается в динамическом видоизменении личности под влиянием внешних и внутренних условий и проявляется вовне психической деятельности индивидуума (А. В. Веденов, 1956; Л. И. Божович, 1960). Следует подчеркнуть, что свойства центральной нервной системы составляют важный физиологический компонент внутренних условий. В связи с этим особенности высшей нервной деятельности, формирующиеся в процессе биологического развития, создают необходимые предпосылки для психического развития (Д. Б. Эльконин, 1960). Всякое мозговое поражение, обусловленное как болезненным процессом, так и врожденной аномалией, может создать условия для аномального (патологического) психического развития (А. Р. Лурия, 1956). Следовательно, термин «патологическое развитие личности» в строгом смысле слова может обозначать видоизменение развития психической деятельности, связанное с какой-то патологией функций мозга, например с болезненным процессом, но не сам болезненный процесс.

Таким образом, употребление термина «развитие личности» или «патологическое развитие личности» в качестве определения бредового психоза, какого бы генеза он ни был, лишено оснований. Этот термин не может быть применен и для психопатологической характеристики бредовой симптоматики даже при рассмотрении вне рамок нозологии, так как бред является лишь одним из продуктов нарушенной психической деятельности, обусловленной патологическим развитием личности, а не самой психической деятельностью. Почему все же у R. Gaupp, E. Kretschmer и их последователей возникла необходимость применения этого термина для квалификации паранойи? Не имея возможности клинически обосновать генетическое единство разнородной группы бредовых состояний, объединяемых ими под названием «паранойя», авторы вынуждены были полностью отойти от клинического определения этих состояний. В связи с этим, пытаясь разрешить возникшие противоречия, они и применили для квалификации клинических (т. е. в общем смысле биологических) явлений неадекватную их природе психологическую квалификацию, определяющую, как это было показано выше, личность совсем в ином аспекте — в аспекте ее психической деятельности. Иными словами, они применили термин «психическое развитие», детерминирующим фактором которого является общество, социальная среда, с целью обозначения клинических явлений, детерминирующей для которых является патологически измененная деятельность мозга.