Первые официальные встречи между советскими и западными психиатрами будут иметь место в 1966 г., в Мадриде, по случаю IV Всемирного конгресса психиатров. Л. И. Брежнев был тогда у власти уже два года, а в Испании еще существовал франкистский режим, значит, только научное мероприятие такого масштаба могло создать возможность выезда за пределы СССР делегации, несомненно, тщательно составленной, чтобы отправиться в страну, считавшуюся фашистской. В политическом отношении этот первый контакт можно было бы интерпретировать либо как признак разрядки в ходе холодной войны, либо как свидетельство разделения мира по равновесию страха между двумя сверхдержавами. Французский психиатр Leon Chertok /1911-1991/, член группы «Психиатрическая эволюция», был ответственным за организацию симпозиума «Понятия психиатрии: Восток и Запад. Различия и согласия между Востоком и Западом в отношении этиологии и лечения поведенческих расстройств» /37/; (отчет был опубликован только на английском языке). Он сравнивает себя в своей автобиографии «Воспоминания еретика» /36/ с шабесгоем, инаковерующим, допускаемым в еврейские семьи в субботу, чтобы делать там то, что запрещено евреям. Родившийся в Лиде, в Литвакии⁴⁹, он изучал медицину на немецком факультете Пражского университета и приехал во Францию в 1939 г. Его участие в Сопротивлении в еврейской секции M. O. I. (Международное рабочее движение) позволило ему после войны получить французское гражданство и заниматься медицинской практикой в Париже. Пройдя курс психоанализа у Jacques Lacan, он, однако, стал сторонником лечения гипнозом и опубликовал по этой проблеме несколько книг, после чего его стали рассматривать как еретика в отношении ортодоксального психоанализа.

Он был еретиком вдвойне, потому, что будучи «попутчиком» французской коммунистической партии (L. Chertok, утверждает в своих «Воспоминаниях», что никогда не принадлежал к ней), он прилагал усилия к тому, чтобы внедрить в СССР фрейдовское бессознательное под видом гипноза, который, неизвестно почему, никогда не осуждался советской психиатрией. Может быть, потому, что И. П. Павлов, В. М. Бехтерев и В. П. Сербский когда-то его использовали, как это делали в свое время Janet или S. Freud. Политические привязанности L. Chertok позволили ему поддерживать контакты с советскими психиатрами, и его основной труд «Гипноз. Практическое и техническое руководство», первое издание которого вышло в Париже, в издательстве «Masson», в 1959 г., будет переведен на русский язык, благодаря А. В. Снежневскому. Неудивительно также видеть его в качестве «сопредседателя» симпозиума «Восток — Запад» вместе с J. H. Masserman из Чикаго. Хотя сущность этого первого сопоставления достаточно разочаровывающая Для сюжета, который нас интересует, мы можем, однако, найти проявления теоретического разногласия, которое выявляется через несколько лет в форме осуждения противозаконного использования психиатрии в целях политических репрессий. А. В. Снежневский ограничился тогда высказыванием, что существует тенденция приписывать Востоку идею органического происхождения делириев, а Западу — идею психосоциального, но что обе эти позиции ошибочны, потому что эти оба процесса фактически находятся в сочетании друг с другом. Более интересно указание, которое он делает относительно частоты диагнозов шизофрении в зависимости от школы, к которой принадлежит тот, кто ставит этот диагноз; поэтому она намного выше в Москве, чем в Ленинграде, что свидетельствует о значительных различиях между концепциями этих двух школ даже внутри самого СССР.

J. H. Masserman ограничивается юмористическим ответом L. Chertok, попросившему, по словам J. H. Masserman, в типично галльской манере (хорошо известно, что предки всех французов, даже родившихся в Литвакии, были галлами), показать, в чем состоят различия между Востоком и Западом, даже когда они не существуют (вопрос касается психотерапевтических методов) — «также и президент де Голль просит Восток и Запад внести ясность в их разногласия, чтобы Франция могла их обойти и сделать мир более рациональным». Мы еще вернемся к политическому смыслу, который надлежит придавать этому конгрессу, изменившему соотношение сил в рядах Всемирной психиатрической ассоциации.

В сообщении А. В. Снежневского о «Классификации форм шизофрении» /199/, основанной, по словам автора, на продолжительном исследовании 5000 больных, где он предлагает классифицировать их по критериям развития, мы видим появившуюся, как форму дебюта параноидных психозов и гебефрении с непрерывным развитием, латентную шизофрению. «Вялое течение» (англ, термин) было переведено на французский язык как «торпидная» шизофрения (по справочнику «Larusse»: «Это означает хронические поражения, которые не развиваются ни в сторону ухудшения, ни в сторону выздоровления»). Согласно месту, определенному в своей классификации ее автором, эта новая форма шизофрении была бы по модели латентной шизофрении E. Bleuler, формой дебюта. Но, в противоположность латентной шизофрении E. Bleuler, при которой дальнейшее появление манифестных расстройств позволяет диагностировать ее только задним числом, эта форма не развивалась бы и оставалась ограниченной клинически только лишь этими инициальными проявлениями, мало характерными для такого психоза, как шизофрения, потому что речь идет о псевдоневротических или псевдопсихопатических способах поведения, когда трудно уловить признаки, которые позволили бы утверждать, что это шизофренические проявления. Предполагается, что пользуясь такими критериями, диагноз шизофрении гораздо более часто ставится в Москве, чем в Ленинграде, или более часто на Востоке, чем на Западе.

Диагностированная у самого больного эта «торпидная» или латентная шизофрения не имеет ничего общего с «латентной» шизофренией, которая, по словам G. Bateson, существует у родственников «манифестных» шизофреников.

Между тем, на том же конгрессе, другой советский участник, работающий также в Институте психиатрии Академии Медицинских Наук, Марат Э. Вартанян, опубликовывает обзор, касающийся взаимосвязей между определенными биохимическими и иммунологическими изменениями, которые наблюдались при шизофрении, и наследственностью /218/; это показывает, что на Востоке, так же, как и на Западе, задаются вопросом о поддержке идеи наследственной передачи.

Два других советских представителя, Г. В. Морозов и И. П. Анохина, работающие в Институте имени В. П. Сербского, том самом Московском институте судебно-медицинской психиатрии, получившем это имя в 1917 г., под которым он станет печально известным, — изучают изменения ретикулярной формации у больных шизофренией /152/.

Эти два примера показывают, что представление, которое сложилось на Западе о советской или московской психиатрии, придающей большое значение биологическим факторам в происхождении шизофрении, более обоснованно, чем это утверждает А. В. Снежневский. Впрочем, здесь наблюдается нечто вроде концептуальной неизбежности: если психические болезни являются следствием противоречий капитализма, которые разрешаются в ходе построения коммунистами социалистического общества, то сохранение у некоторых индивидуумов каких-либо проявлений торпидной шизофрении можно объяснить только биологическими нарушениями, которые надлежит выявить. Отсюда до утверждения, что субъекты, которые после доклада Н. С. Хрущева на XX съезде, осуждавшего преступления сталинизма, начинают открыто заявлять, что построенное общество — это, в действительности, не что иное, как тоталитарный режим, сами поражены психической болезнью вследствие этих таинственных биологических расстройств, — только один шаг, который скоро будет сделан, но пока еще этого нет. Химиотерапия шизофрении, открытая на Западе, очень быстро была принята советской психиатрией, поскольку казалось, что она подтверждает биологизаторскую концепцию болезни.

Впрочем, в 1966 г., работы, примеры которых мы привели, не выделяются из сравнимых работ, опубликованных западными авторами, среди которых они представлены в материалах конгресса. Зато можно заметить, что в них еще нет никакого упоминания о современных теориях шизофрении. Таким образом, единственную ссылку на теорию двоякого принуждения, сформулированную G. Bateson уже за десять лет до этого, содержит лишь исследование L. Kanter, посвященное синдрому лагерей уничтожения /113/.

Нужно будет дождаться взрыва антипсихиатрии после 1968 г., чтобы эти понятия дошли до широкой публики и вызвали дискуссию между специалистами, например, на V Всемирном конгрессе психиатров в 1971 г. в Мехико, о котором мы напомним в XI и последней главе этой книги.

Но IV Конгресс будет отмечен политическим событием в рядах самой Всемирной Психиатрической Ассоциации: Устав, который предоставляет каждому национальному обществу количество голосов, пропорциональное количеству его членов, позволит влиятельной Американской Психиатрической Ассоциации, намного более многочисленной, чем другие, отныне контролировать научную или иную деятельность, в частности, связи с Федерацией советских психиатров и наркологов.

Ничто, как казалось, не предвещало ученых споров, которые будут неистово сотрясать психиатрию в 70-х гг., споров, центр циклона которых был образован предлагаемыми концепциями шизофрении…