Душой мы называем непосредственное переживание. Душа — это все то, что было ощущаемо, воспринимаемо, чувствуемо, представляемо, желаемо. Следовательно, душа — это, например, дерево, солнце, поскольку я рассматриваю их как восприятие дерева, как представление солнца. Душа есть мир как переживание, сумма всех вещей, рассматриваемая с определенной точки зрения. Внутри этой суммы всего непосредственно пережитого мы замечаем определенную принудительную тенденцию к поляризации вокруг двух точек, вокруг двух противоположных полюсов: «я» и «внешний мир». «Я» ощущается как самое средоточие переживания, одновременно с чувствованием нераздельного единства, своеобразия и внутреннего соотношения всех составных частей. Что касается действительного содержания непосредственного переживания этого чувства «я», или сознания личности, то оно не ясно и полно внутренних противоречий. Сознание «я» простирается то на акты самого переживания, которые мы называем «моя душа», то на одну часть из пережитого, называемого нами «мое тело». При этом сознание «я» имеет тенденцию отступать от своих единичных составных частей, с которыми мы его хотим связать, все более и более вовнутрь. «Это не «я», это только мой палец», — может сказать кто-нибудь; или: «Это не «я», это только злая мысль, которая навязана мне». В конце концов, если это проделывается дальше, от «я» остается только воображаемый пункт позади всего пережитого. Следовательно, «я» есть одновременно и самое фантастическое и самое непосредственно-достоверное. Но и этого мало. Для усиления путаницы душу помещают в «я». При этом душа, рассматриваемая сама по себе, как собирательное понятие для всех актов переживания, начинает ощущаться как некоторый род вещи или некоторый род второй, внутренней, личности, как бы вложенной во внешнюю личность или тело и там пребывающей. Таким образом, душа, с одной стороны, является суммой переживания, в котором «я» оказывается только частью его, именно той частью, которая остается за вычетом внешнего мира. С другой стороны, душа — составная часть «я», именно та часть, которая остается, когда мы исключаем тело.
Все переживаемое, что мы не ощущаем как «я», назовем внешним миром. Существует ли действительно какой-либо внешний мир вне нашего переживания, мы не знаем и никогда не будем в состоянии узнать. Для человека, мыслящего естественнонаучно, особенно важно установить ясность по этому пункту. Все, что мы исследуем в естествознании, представляет собой содержание переживаний нашей души, а не сами вещи. Цвета, звуки, теплота, движения, точно так же как растения, животные и камни, объективно нам даны только в наших чувственных впечатлениях. Опыт относительно них дает нам только зрительные, звуковые и осязательные ощущения. «Глаз создает свет, ухо — звуки; вне нас — они ничто, это мы даем им жизнь» (Лихтенберг). Мы никогда не сможем узнать, существует ли вне нашего переживания, вне наших ощущений какая-либо «вещь в себе» (Кант), какой-либо независимый от нас мир, который сохранялся бы, даже если бы наша душа перестала создавать мир ощущений.
И мы не должны ломать над этим голову. Достаточно установить, что внутри нашего переживания мир разделяется на две зоны для нас: на «я» и «внешний мир». Если мы захотим это разделение сформулировать с самой крайней точки зрения нашего «я» (солипсизм), то мы можем сказать: «я» полагает для самого себя и из самого себя «не-я» (Фихте). Все переживание имеет место в «я», но часть этого переживания «я» проецирует из самого себя вовне, таким образом, как если бы она существовала вне его, как внешний мир. Или мы можем рассматривать положение вещей с точки зрения внешнего мира и сказать: человек, который явился бы в этот мир слепым и глухим и без чувства осязания, не мог бы никогда развить в самом себе нечто, подобное тому, что можно назвать душевной жизнью или «я». Следовательно, душа есть не что иное, как функция органов чувств и мозга человека, выражаясь совершенно наивно, выделение мозговых клеток (материализм); «я» есть продукт впечатлений его органов чувств.
При этом противоположность между материей и духом, которую мы также находим в нашем мышлении, по своему психологическому возникновению близка к противоположности между «я» и внешним миром, но не вполне тождественна, поскольку собственное тело причисляется только к «я», а не к духу. Полюсы различений«я—внешний мир» и «дух—материя» в обоих случаях образуются из противоположности между актом переживания («я» или душа) и содержанием переживания (=внешний мир, или материя). Но между этими полюсами колеблется тот комплекс переживания, который мы называем нашим собственным телом, и притом колеблется в нашем восприятии так, что он в равной степени может быть причислен к материи, как объект нашего чувственного восприятия, и к «я», как действующий субъект и неотъемлемая основа последнего.
Более раннее, наивное, воззрение равным образом придавало душе предметный характер и мыслило о ней как о подобной воздуху субстанции, обитающей в теле. Из этой формы воззрения возникло то, что в философии называется дуализмом, именно представление, что душа и тело являются некоторым образом самостоятельными инстанциями, которые, правда, тесно, но не нераздельно сожительствуют друг с другом и связаны между собой в смысле взаи-модействия или психофизического параллелизма.
Эти дуалистические воззрения являются противоположностью монистическим, стремящимся в случае спиритуалистического монизма (называемого в своих крайних проявлениях солипсизмом) растворить материю в «я», а в случае материалистического монизма — растворить душевное в материи. Все три типа этих важнейших современных мировоззрений неудовлетворительны и противоречивы. Только солипсизм выглядит формально-логически последовательным, не будучи, однако, таковым: принудительные тенденции нашего душевного переживания противоречат ему, делая для нас даже на короткое время невозможным рассмотрение всего так называемого внешнего мира не как чего-то самостоятельно действительного, а только как некоторого призрачного отражения нашей личности. Со своей стороны, материализм забывает, что материя нам никогда не дана непосредственно, а лишь в форме душевных ощущений, что, следовательно, первичный и непосредственный опыт всегда есть психический опыт. Материализм может поэтому удовлетворить только совершенно наивное и неразвитое мышление. Наконец, дуализм, как самое древнее и раннее мировоззрение, сохраняет свою свежесть и жизненную силу только до тех пор, пока оказывают действие более древние, более массивные представления о душах; с того же времени, как наши понятия в области теории познания и психологии делались все более утонченными, он стал все более прихварывать.
Одним словом, наши представления о душе и ее месте в современной картине мира еще полны противоречий, недостаточно выяснены и находятся. на стадии, когда старые представления уже более не удовлетворяют, а новые еще не вполне выработаны. Эта невыясненность нашей картины мира весьма неблагоприятным образом воздействует на психологическое исследование. Из-за этого мы часто бываем вынуждены — с сознанием внутреннего противоречия — перемешивать современные монистические воззрения, для которых единство всего эмпирического переживания составляет основу, а разделение между душой и материей является только способом рассмотрения одного и того же предмета с двух сторон. Так, например, для нас все еще невозможно в практически психологическом словоупотреблении сделать ясным отношение между мозгом и душой, не прибегая к форме дуалистического «взаимодействия» между двумя самостоятельными инстанциями.
Во всяком случае можно осмелиться сказать, что некоторые виды спиритуалистического монизма образуют то мировоззрение, которое, очевидно, наилучшим образом соответствует современному дисциплинированному мышлению. Это мировоззрение при строгом подчеркивании единства всех вещей признает эмпирически несомненный примат духовного перед материальным; оно знает, что нам в нашем познании непосредственно дано только духовное, и принимает, что то, что мы называем материей, есть только своеобразная форма душевного, рассмотрение одного и того же положения вещей с другой стороны, а не что-то коренным образом отдельное от душевного. Но, конечно, спиритуализм, который отдаляется от крайностей солипсизма, т. е. от несостоятельного тезиса, что вообще действительно существует только «я», познающий субъект, — подобный спиритуалистический монизм в религиозном отношении почти неизбежно приводит к какой-либо форме пантеизма, к вере во всеобщее одушевление, в мировой дух как во всеохватывающее единство, выражающееся в каждой из различных единичных вещей как одной из частей его самого. Современные формулировки всего этого направления мыслей нам даны Фехнером и Паульсеном.
Но возвратимся к фактам непосредственного переживания, т. е. к душе. Мы замечаем далее, что «я» и «внешний мир» не отделены строго друг от друга, но что они в широких пограничных областях, колеблясь, как бы переходят друг в друга. Центром создания «я» является тот воображаемый пункт позади всего переживания, о котором мы уже говорили. Вокруг этого воображаемого центра группируется собственное тело, как единственный чувственный представитель «я». В отношении его. отдельных единичных частей уже далеко не так безусловно достоверно может быть установлен факт их принадлежности к «я». Они представляют «я» только в той мере, в какой ощущаются все вместе, как единый комплекс. Но размышляющим сознанием они могут быть изолированы, им может быть придан предметный характер, и тогда они будут рассматриваться уже не как само «я», а как некоторый род собственности, которой владеет «я». Мы говорим «моя рука», «мой палец» подобным же образом, как мы могли бы сказать «моя шляпа», «мои часы». Для тех частей тела, которые не связаны с ним сенсорно и моторно, как, например, концы волос, ногтей, выделения, все более и более ослабляется характер их принадлежности к «я» и, когда они начинают утрачивать смежность в пространстве, все более и более становится отрицательным. Эти части тела образуют в сознании текучий переход к вещам, находящимся в наиболее близком соседстве с телом, как, например, предметы одежды, которые преимущественно ощущаются как внешний мир, но на которые, смотря по обстоятельствам, еще распространяется свет нашего сознания «я» (мы говорим «он прикоснулся ко мне», хотя прикосновение имело место только в отношении одежды).
Мы видим, таким образом, что существует множество вещей в пределах нашего собственного тела и окружающей его обстановки, которые, попадая в пограничную зону между «я» и «внешним миром», в зависимости от нашего сознания ощущаются нами то как «я», то как «не-я». Этот факт имеет большое значение для понимания многих, в особенности же ненормальных, душевных состояний.
Кратко сформулируем самые важные положения.
1. Душой мы называем непосредственное переживание.
2. Непосредственное переживание расчленяется для нас вокруг двух полюсов: «я» и «внешний мир». Комплексы сознания «я» и «внешний мир» в широких, колеблющихся пограничных зонах переходят друг в друга.
3. Все душевное, или все переживание, возникает из взаимодействия между «я» и «внешним миром», причем «я» либо воспринимает воздействия из «внешнего мира»: процессы возникновения образов (Abbildungsvorgange), либо воздействует на него: процессы выражения (Ausdrucksvorgange).
4. К процессам возникновения образов и к процессам выражения в качестве третьей группы душевных феноменов можно присоединить эффективность. Она охватывает все то, что душевные процессы получают в чувственных тонах, т. е. в их ценностях для «я», на своем пути от простого чувственного впечатления и образа к абстрактным представлениям и размышлениям вплоть до акта принятия решения и двигательного импульса. Следовательно, простейшие чувства удовольствия и неудовольствия, возбужденности или безразличия таковы же, как и сложные эмоциональные движения: любовь, гнев, страх, ненависть, вожделение и т. п. Аффективность стоит биологически в близком отношении к тому, что мы позднее, в части II!, будем описывать как «влечения и темпераменты».