Психолог Тэн образно сравнивал больного с синдромом отчуждения с бабочкой, у которой бывшие гусеничные понятия и воспоминания противоречат новым восприятиям и чувствам бабочки. Тэн, несомненно, здесь раскрывает внутреннюю противоречивость данного патологического переживания. С другой стороны, в этом сравнении проглядывает примитивность и упрощенность понимания психолога-сенсуалиста. Подобной точки зрения придерживался и психиатр Гризингер, который говорит, что с наступающей болезнью мозга развивается масса новых для личности чуждых восприятий, представлений и влечений. Они противостоят старому «Я», как нечто чуждое, часто удивляющее и вызывающее страх.
Это были первые попытки анализа сложного феномена. К этому анализу Тэн, Рибо, Крисгабер и Гризингер подходили с точки зрения эмпирической ассоциационной психологии. Они утверждали, что жалобы больных основываются на том, что их чувственные восприятия действительно изменились имеют характер неясности, смытости : неотчетливости. Для доказательства, что здесь нарушается самовосприятие, они сравнивают восприятие при отчуждении с восприятием внешних предметов через окрашенное стекло: окраска предметов хотя и меняется, но все же более или менее предметы распознаются. А между тем повседневная клиническая практика противоречит этим наивным теоретическим взглядам. Больные обычно говорят, что акт восприятия сам по себе вовсе не изменен, они видят и слышат также хорошо, как и раньше, но в них что-то изменилось, потому мир для них стал чуждым и нереальным. Так, больной Эстеррейха, говоривший о нереальности своих восприятий, заявлял: «Я вижу свет также ясно и ярко, как и раньше, свет остался полностью тот же». Больной Балля говорил: «Все было странным, и чуждым, хотя все сохраняло свои прежние формы и цвета». Один из наших больных говорил: «Все вижу и понимаю хорошо, но чего-то во мне не хватает, не понимаю, чего именно».
Это положение экспериментально подтвердили и Раймонд: путем опытных исследований им не удалось обнаружить никаких изменений со стороны органов чувств. Ферстер, затем Леруа, Дени, Камю и Шильдер также не нашли никаких нарушений чувственной сферы у своих больных. Интересно отметить, что клиницисты, сторонники сенсуалистического направления, в своих клинических описаниях явление отчуждения в восприятиях связывают с нарушениями всей личности больного, ибо сама клиническая практика наталкивает их на это. Но, когда дело доходит до психологического анализа, то они, не учитывая данных клиники, грубо атомизируют личность и рассматривают нарушение восприятий изолированно от психической деятельности в целом. При этом восприятие они рассматривают как элементарную функцию.
Согласно концепции Вернике, Шторх, Дени и Камю разделяют любое восприятие на два элемента—на специфически чувственный и органический, образованный ощущением висцеральной, мускульной и суставной деятельности. Отчуждение восприятия возникает вследствие его диссоциации на почве исчезновения органического элемента, составляющего интегрированную часть восприятия. Данная точка зрения, несомненно, более прогрессивна.
Эстеррейх на основе взглядов Вундта, Фогта и др. утверждает, что любое ощущение, восприятие сопровождается чувственным, тоном. Переживание отчуждения восприятия возникает в результате торможения чувственного тона. Леви считает, что каждый психический процесс, в том числе и восприятие, обладает специальным «чувством действия». В области восприятия оно выступает как особое «чувство восприятия». Отчуждение восприятия, по его мнению, есть результат нарушения этого «чувства восприятия».
Дюга и Мутье говорят, что в основе отчуждения восприятий лежит нарушение акта внимания. Шильдер справедливо возражает этим авторам, указывая, что наоборот, в этих состояниях воля больных пристально направляется на восприятие объекта. Гефдинг, Гсйманс, Леруа, Пик и другие предполагают, что в переживании отчуждения восприятий выпадают те ассоциации, с которыми связано чувство «знакоместа» данного объекта. Однако Шильдер и Эстеррейх возражают против этого взгляда, так как больные фактически узнают окружающие предметы и потому никогда не говорят, что предметы являются чуждыми, а всегда говорят, что «как будто» они чуждые. Е. Штерринг считает это возражение не правильным, так как акт узнавания может происходить не только через «чувство знакомости», но и через воспоминания.
Точка зрения Шильдера гласит, что отчуждение восприятия возникает не от собственного расстройства восприятия, а от «неистинности» его проявления, которая есть результат изменения «центрального я». Таковы основные взгляды о нарушении характера восприятий при отчуждении.
Клинические факты в большинстве случаев показывают, что больные с явлениями отчуждения чаще всего жалуются на нарушение восприятий всех видов, особенно зрительных. Они говорят о каком-то странном изменении воспринимаемого окружающего предметного мира. Сравнивают эго состояние с туманом, пеленой, вуалью, сеткой, с какой-то преградой, которые отделяют их органы чувств от внешнего мира. Один больной К сравнивал себя с котом, который находится в мешке Другой больной 3. говорил: «Я вижу окружающее так, как будто нахожусь на дне моря и осматриваю дно: все туманно, неопределенно, изменчиво». Большая часть больных жалуется на переживания чуждости, нереальности и сноподобности в процессе восприятия окружающей действительности. Им хочется преодолеть эту оболочку сноподобности и чуждости и испытать вновь радость полноценного восприятия реального чувственного мира.
Особые переживания возникают при восприятии людей. Больные говорят, что люди им кажутся неживыми, неодушевленным;. мертвыми куклами, механизмам», автоматами Один из наших больных М. говорил: «Сижу на лекции, смотрю на преподавателя, и, странное дело. он мне представляется каким-то безжизненным, механизмом, автоматическим объектом, состоящим из кожи, мышц и костей».
Иногда больным кажется, что внешние объекты восприятия приобретают самостоятельную активность, насильно врываясь в сознание: «Вещи как будто врываются сами в поле зрения, сами лезут в глаза», несмотря на то, что они этого не хотят и пытаются освободиться от данной навязчивой фиксации. Бывают и моменты, когда кажется, чти все предметы в поле зрения с одинаковой силой входят в сознание. Обычно здоровая личность обладает способностью активно выделять отдельные явления из окружающей обстановки, в то же время отвлекаясь от других. Здесь, по-видимому, понижается способность как активного выделения предметов, так и активного отвлечения от остального воспринимаемого фона.
Больные часто жалуются на нарушение со стороны слуховых восприятий. Внешние звуки, речь людей, музыка, даже собственный голос, кажутся глухими, отдаленными, нереальными, неопределенными и непонятны ми по смыслу. Собственный голос кажется не своим, чужим, исходящим извне. Больные отмечают у себя изменения также и л области осязания, вкуса и обоняния. При ощупывании предметов кажется, что существует какая-то преграда между пальцами и объектом, и даже собственные пальцы кажутся чужими. Нарушение характера восприятий относится не только к внешнему миру, но и к собственному телу. При непосредственном рассматривании своего тела и при наблюдении своей внешности в зеркале или при ощупывании отдельных частей тела больному кажется, что тело нереальное, чужое, не принадлежащее его личности или вовсе отсутствует. Иногда при усилении переживания исчезании своего тела, «растворения тела в окружающем» больные в страхе ощупывает себя, туго опоясывается, часто подпрыгивает, трется об стены или же просит других потрогать его с целью удостовериться в действительном существовании своего тела.
При анализе всех указанных переживании отчуждения внешнего мира и своего тела в процессе их восприятия невольно возникает вопрос — а действительно ли нарушены восприятия больных? Этот вопрос возникает в связи с тем, что объективные данные и экспериментальные исследования и заявления ряда больных как будто говорят о сохранности всех видов восприятии. Однако это не так. Шильдер совершенно неправ, когда он утверждает, что все восприятия у этих больных сохранены и что дело только в том, что центральное «я» личности направлено не по прежнему пути.
С другой стороны, нельзя согласиться и с представителями сенсуалистического взгляда, которые говорят о простом нарушении элементарного акта восприятия. Дело обстоит гораздо сложнее. Поэтому нужно считать, более прогрессивными те взгляды, которые обосновывают внутри восприятия две стороны, противоречащие друг другу при состоянии отчуждения.
В таких случаях иногда помогают высказывания больных с одаренным и тонко наблюдающим интеллектом. Один из наших больных Г. говорил: «Я все воспринимаю не так, как раньше (как будто между мной и миром стоит какая-то преграда, и я не могу слиться с ним; я все вижу и понимаю, но чувствую не так, как раньше чувствовал и переживал, точно утерял какое-то тонкое чувство; каждый предмет я как бы фетишизирую…». Другой больной К. нереальный характер своих восприятий сравнивает с восприятием лунного ландшафта: «Застывшее освещение, резко очерченные тени, холодные блики яркого света—на всем лежит печать странной, тревожной неподвижности, холодного мертвенного ощущения. Такое впечатление, что все веши и явления потеряли свойственный им какой-то внутренний смысл, а я бесчувственно созерцаю только (присущую им мертвую оболочку, форму». Третий больной З. также указывает, что когда он смотрит на окружающее, то каждая вещь обращает на себя внимание своей странностью и заставляет задумываться над ее смыслом: «Внешний вид предмета как-то отделяется от реального era смысла, назначения этой вещи в жизни».
Таким образом, больные говорят, что внешний вид, образ предмета не изменен, но этому внешнему виду, образу как будто но хватает какого-то тонкого чувства, как будто он теряет свой внутренний смысл, и в результате образ предмета принимает вид пустой, мертвой оболочки, формы.
Обычно в норме, когда мы воспринимаем внешний предмет, наше восприятие включает в себя, с одной стороны, чувственный единичный образ, и с другой — его внутренний логический смысл, его содержание, которое придает образу характер телесной живости, конкретности, реальности и знакомости (т. е. имеющей отношение к личности) Внутреннее единство этих двух сторон вис приятия обеспечивает его познавательную способность.
Исходя из принципа, что наши восприятия являются чувственны» проявлением предметной деятельности сознания, нужно отметить, что характер восприятий у больных при переживании отчуждения действительно нарушен. Нарушение идет не за счет изменения элементарного единичного образа, а за счет его интегрирующего гностического чувства, которое в норме придает образу характер телесности и достоверной реальности, а в патологическом состоянии придает ему характер чуждости и нереальности. Наша точка зрения о механизмах возникновения явлений психического отчуждения в сферах восприятии, мышления, эффективности и со. знания будет изложена в специальной главе о гностическом чувстве.